– Убирайся. – Прорычал он. – Убирайся прочь! – Мурасаки стояла. Слушала, как сквозь злобу пробирается горечь, как к глотке мужчины подкатывает ком слез; наверное, кто-нибудь на ее месте бросил бы старика и посмеялся над его беспомощностью, ведь он бил и ее, и ее мать. Он ломал Мурасаки, но она – вопреки всему – стала только крепче, а он, — вопреки всему – стал только хрупче. читать дальше